Например, у Ефремова субсветовые перемещения занимают значительную часть «Туманности Андромеды». Это слаборелятивистские полеты со скоростями 5/6 и 6/7 «цэ», при которой эффект сокращения времени еще малозаметен, и космонавты возвращаются практически в свой мир после своих путешествий. Дальность полетов не более восьми парсек (около 31 светового года). Разгон обеспечивается элементарной реактивной тягой, возникающей в результате реакции распада особого синтетического вещества — анамезона. Космогация инерционная, прямолинейная. После разгона коррекция курса невозможна без предварительного торможения, так как силы инерции на скоростях, порядка двух третей световой приведут к разрушению корабля при малейшем отклонении от прямой. Полет длится для экипажа, как и для Земли, много-много лет. Ясно, что такая техника не может дать людям ничего, кроме трудностей, которые они будут бесстрашно преодолевать. Ни о каком широкомасштабном практическом применении не может быть и речи. Ефремов это понимал и сам, и уже в «Туманности Андромеды», параллельно с героизмом первопроходцев «Паруса», «Тантры», «Лебедя», выходящих в бесконечность на утлых скорлупках, живописует героизм иного рода. Он первым дал — как ни близка ему была романтика дальних плаваний — наметки дальнейшего хода вперед. В отличие от Ефремова Стругацкие удовлетворили свою страсть покорять космическую природу, как следует помучив при этом покорителей, еще в эпоху позднего социализма, внутри Солнечной системы (и сами же иронизировали по поводу этой страсти в «Стажерах», когда Юра Бородин смотрит стереофильм «Первооткрыватели»). Средствами перемещения служили в ту пору квазифотонные планетолеты типа «Хиус» и «Тахмасиб» со скоростями до 10000 км/сек.
Движитель — термоядерный; в фокусе зеркала из напыленного мезовещества происходит непрерывная реакция водородно-гелиевого синтеза, и отражение параболоидом выделяющейся лучистой энергии обеспечивает тягу. На планетолетах этой серии Стругацкие попытались выйти за пределы Солнечной системы, в так называемую зону Абсолютно Свободного Полета (АСП).
Первые выходы такого рода преследовали только экспериментальные цели.
Эксперименты дали двоякие результаты. С одной стороны, субсветовых скоростей удалось достичь, причем более высоких, чем на анамезонных кораблях Ефремова («Таймыр» в «Возвращении» шел перед катастрофой на скорости 0,957 «цэ»). С другой стороны, «Таймыр» исчез, был переброшен на целое столетие и вообще, судя по всему, оказался малоуправляемым. Это, однако, не остановило развития межзвездной космонавтики. Насколько нам известно, в середине XXI века Стругацкими были предприняты по крайней мере три релятивистские звездные экспедиции: под командованием Быкова-младшего (которая исчезла и была забыта, вероятно, по недосмотру самих Стругацких), под командованием Горбовского (которому суждена была в XXII веке Стругацких исключительно крупная судьба) и третья, под командованием Валентина Петрова, которая, хотя и была впоследствии несправедливо забыта, сыграла выдающуюся роль в развитии досветовой космонавтики Стругацких.
Дело в том, что писатели уже начали ощущать непригодность релятивистской космонавтики для своих задач, а следовательно, и для задач человечества. С другой стороны, доминанта идеи перемещения еще сказывалась на их творчестве. И Стругацкие придумывают изящный паллиатив, который оставляет квантовый предел в целости-сохранности, но в то же время позволяет, путем превозмогания еще больших трудностей, чем прежде, избежать ухода на века и возвращения к далеким потомкам. Рассказ «Частные предположения» специально посвящен полету «Муромца» — первого прямоточного, то есть не ограниченного запасами горючего, аннигиляционного звездолета. Шесть героев во главе с Петровым в течение 17 лет бороздили Вселенную с постоянной 7-8-кратной перегрузкой, достигли двух звездных систем за один рейс и вернулись через полгода по земному времени. В этой идее есть, или по крайней мере было четверть века развития науки назад, некое благородное безумие. Действительно, ни частная, ни общая теория относительности не дают четкого ответа, как будет течь локальное время при мощных и варьируемых длительных ускорениях. Эксперименты такого рода поставить не представлялось возможным. Но, во всяком случае, ускоряющиеся системы координат кардинально отличаются от инерциальных систем, а все формулы лоренцевских сокращений, в том числе и сокращения времени, рассчитаны на инерциальные системы. Эта ситуация дает благоприятные условия для создания «белого шума» относительно метрики пространственно-временного континуума и деформации геодезических линий в неравномерно ускоряющихся системах координат. Эта деформация может приводить и к их распрямлению относительно искривленного пути света (по Эйнштейну метрика пространства всегда искривлена), что будет вызывать самые неожиданные временные парадоксы. Вся досветовая космонавтика Стругацких оказалась затем построена на этом принципе. «Муромец» явно переборщил: перегрузки были зверскими, но полет по локальному времени длился в 34 раза дольше, чем по земному. Возник шанс уравнять оба времени и снять все релятивистские эффекты. И это сделал так называемый Д-принцип, обеспечивавший межзвездные коммуникации Стругацких в «Возвращении», «Далекой Радуге» и других вещах этого периода. «Всякое тело у светового барьера, — разъясняют Стругацкие в «Возвращении», — чрезвычайно сильно искажает форму мировых линий и как бы прокалывает риманово пространство». Д-принцип обеспечивал перемещение на дистанцию до 12 парсек (расстояние от Земли до Владиславы, как замечает Горбовский, «почти на пределе») за полгода эквивалентного локально-земного времени.