Теперь и для Ефремова проблема межзвездных перелетов отпала. Короткое напряжение — и можно целиком сосредоточиться на проблемах ранга «соприкосновения», которые в «Сердце Змеи» играли еще чисто вспомогательную роль, гуманизирующую перемещение, а в «Часе Быка» уверенно выдвинулись на первый план. Как и у Стругацких, проблематика соприкосновения определяется конфликтом людей коммунизма с альтернативным социумом. Интересно, что у обоих классиков, заложивших основы семантики фантастического мира, можно проследить поразительное сходство между уровнем развития межзвездных коммуникаций и уровнем развития общества. Причины этого разъяснились ранее, когда речь шла о функции фантастики как выразителя долгосрочных социальных заказов, выразителя непроизвольного, но от этого еще более объективного. В зависимости от того, хочет ли писатель сосредоточиться на проблеме перемещения или соприкосновения, он выбирает менее совершенный или более совершенный корабль; в менее совершенном корабле конфликты будут происходить между членами экипажа, значит, если они способны конфликтовать из-за трудностей перемещения, общество, породившее их, еще не вполне совершенно; в более совершенном корабле конфликты будут происходить между экипажем и альтернативным социумом, и чтобы их сделать как можно более рельефными, общество, породившее экипаж, должно быть как можно более совершенным. Однако мотивация писателя, его «кухня», его задачи выпадают из поля зрения, и остается лишь жесткая зависимость. Субсветовая релятивистская космонавтика — ранняя фаза развития коммунизма, возможно, даже внепланетного. Паллиативная космонавтика — промежуточная фаза развитого коммунизма, цели полетов из естественно-научных становятся социально-этическими, происходят первые контакты с альтернативными социумами, пока еще весьма поверхностные. Абсолютная (надпространственная) космонавтика — предельно воображаемый расцвет коммунизма и коммунистической этики, серьезные и конфликтные контакты с альтернативными социумами, приводящие к этическим проблемам первого и второго рода. Ясно, повторяю, что для писателя последовательность была противоположной. В зависимости от того, до какой проблематики он «дозрел», он выбирал себе коммуникативный антураж. Однако устойчивость связей между антуражем и проблематикой и их одинаковость у обоих корифеев привели к тому, что антураж этот приобрел знаковый характер. Уровень развития межзвездных коммуникаций стал для последующей НФ однозначной характеристикой уровня и состояния общества. Например, по тургеневской фразе «имел деревеньку в душ 70» любой мало-мальский образованный читатель сразу может понять, что речь идет, во-первых, о России, во-вторых, о России дореформенной, а в-третьих, скорее всего и Крымская кампания еще не началась. Точно так же по одной фразе, например, Рыбакова «Гжесь ушел в первую Звездную» любой читатель НФ сразу чисто инстинктивно соображает, что речь идет скорее о начале второй половины XXI века, общество еще не совершенно, пестрит родимыми пятнами социализма и даже, возможно, капитализма. А по одной фразе, скажем, Балабухи: «они вышли из аутспайса и потянули на планетарных» тот же читатель столь же непроизвольно решает, что дело происходит по меньшей мере в веке XXII, все люди один другого благороднее и назревает конфликт лучшего с еще более лучшим.
Пожалуй, наиболее интересную попытку вырваться из этого двускатного ущелья предпринял еще в 60-х годах Сергей Снегов. Но у него были на то особые причины; к чести его, попытка была предпринята отнюдь не со специальной целью придумать нечто такое, что до него не было. Замечательно то, что, как и должно быть в по-настоящему художественном произведении, принципиально новый тип сверхсветового корабля возник непроизвольно (хотя, когда идея возникает, нет ничего приятнее, чем продумывать ее, подбирать обеспечивающую «белый шум» терминологию и т. д.), просто потому, что перед писателем стояла принципиально новая художественная задача. Во-первых, нужна была сверхсветовая космонавтика, близкая к абсолютной. Во-вторых, нужно было, чтобы сверхсветовой корабль перемещался в обычном пространстве, чтобы было движение, а не космометрическое перемещение, чтобы метрика пространства не менялась (впоследствии этот корабль сам должен был оказаться бессильным против машин метрики пространства). В-третьих, он должен был служить не просто средством перемещения или соприкосновения, но средством активного, силового воздействия на окружающий мир, средством реконструкции трехмерной Вселенной. В-четвертых, поскольку ему предстояло оказаться вовлеченным в грандиозные боевые действия, а от людей развитого коммунизма трудно ожидать, чтобы они вооружали свои корабли каким-либо специально придуманным сверхоружием, движитель корабля, будучи средством реконструкции Вселенной, должен был иметь возможность попутно стать мощным оружием. И в-пятых, как мне кажется, у Снегова была своя, отличная и от бытовой стругацковской, и от мореходной ефремовской, эстетика перемещения. Чего стоят, например, фраза из первого тома романа «Люди как боги»: «Тонкой пылевой стежкой вьется в Персее след нашего звездолета»!
Так возникли аннигиляторы Танева, способные уничтожить пространство, превращая его в вещество, и наоборот. Скорость света, по Снегову, действительно является предельной скоростью, возможной в физическом пространстве. Но если пространство перед кораблем вычерпывается достаточно быстро, корабль будет проваливаться в открывающийся канал быстрее, чем свет.