Письмо живым людям - Страница 3

— Худо, девка, одному. — Коль гладил руками разгорающееся пламя. Лена что-то ответила по-своему. Коль попробовал печку голым плечом. — О Господи…

Лена подняла голову.

— Заповедные мы с тобой звери. — Коль повернулся к ней, корча над скачущим, набирающим силу огнем красные ладони, все в лохмотьях изодранной сучьями кожи. — Чудеса природы.

За окошками быстро темнело.

— Хоть бы приехал кто, — с тоской сказал Коль.

Лена, щелкая по доскам, подошла к нему и ткнулась носом. Сосны шумели глухо и нескончаемо; весь мир по ту сторону стен состоял из мотающихся вековых деревьев и жестокого выдоха арктических пустынь.

Где-то далеко-далеко, в сказочной, недоступной вышине, пробиваясь сквозь шум тайги, возник звенящий гул. Он был едва слышен, и он был потусторонне чужд замшелому жилищу, продрогшему, насмерть усталому человеку, пытающемуся втереться в медленно прогреваемый камень печи, и темноте, и ветру, и холоду, и безлюдью вокруг. Он шел из-за туч, из неба, из тех мест, где живут титаны. Вот он погас, прошил атмосферу и, наверное, ушел выше, в черную пустую тишину, но Коль еще долго вслушивался, запрокинув голову; кадык переламывал худую жилистую шею, покрытую чуть поседелой щетиной, на глаза наворачивались слезы, и рукам стало уже не до огня в печи.

— Опаздывает… — прошептал Коль потом. Помолчал. — Наверно, ходики врут, как думаешь?

Лена что-то сказала по-своему. Коль положил ладонь на ее узкую теплую голову.

Крыша Координационного центра, просторная, как аэродром, пласталась внизу. Коль пикировал, и она вспухала, закрывая горизонт разлетающимися краями.

Крыша полна была людей.

— Что, торжественная встреча будет? — Коль невольно притормозил, почти завис.

— А ты против?

— Да нет… как-то, знаешь, ждал вначале, а теперь расслабился уже.

— Я не знаю, что будет. Они просто рады тебе, Коль.

Коль осторожно посадил скорди и открыл кабину. Его мягко спеленали взгляды, вдруг стало жарко. Он неловко спрыгнул, едва не упал, зацепившись каблуком; вытянулся по стойке «смирно» и стал озираться, отыскивая хоть кого-нибудь в мундире…

Не пришлось рапортовать. Просто один из толпы, коротко переглянувшись со стоявшими рядом, подошел к Колю и протянул руку. Коль нерешительно пожал ее, не ведая, что будет дальше, и тогда тот сказал:

— Спасибо.

У Коля перехватило горло — так благодарно и просто это прозвучало. Никто не ожидал, что он выступит с героической речью или с мужественными шутками. Коль сглотнул, вздернув головой, и проговорил:

— Вам спасибо…

Тот улыбнулся и сказал:

— Теперь будем жить все вместе.

Внутри здание походило на лабиринт, и Коль представить себе не мог, как ориентируются в этом стоймя стоячем городе. Но Всеволод уверенно вел по переплетениям широких, солнечно освещенных коридоров, по беззвучным эскалаторам, от лифта к лифту.

Пришли. Комната была просторной, белой, в полуметре над полом парила широкая массивная пластина, отражавшая все, словно голубая вода. На пластине — ваза с букетом неизвестных Колю цветов. Стол. Зденек щелкнул пальцами — откуда-то от стены отвалился розовый ком и юркнул к столу, неуловимо побелел и обернулся креслом. Ясутоки, указав на кресло, предложил Колю отдохнуть. Коль сказал, что полон сил и энергии. Тогда Всеволод и Зденек попрощались, а им на смену молча вошли пятеро ребят в белых халатах, и с потолка посыпались разноцветные комья, на лету превращаясь во всевозможные приборы. За Коля принялись всерьез. Через час запас его сил и энергии значительно поубавился, а врачи, казалось, лишь начали входить во вкус. Через три часа Коль взмолился: «Я великолепно себя чувствую! У меня уже был трехлетний карантин, пока я тянул корабль к Солнцу!» — «Будет, будет, — мягко увещевал его Ясутоки в ответ. — Вон ты какой беленький… Тонкий, звонкий, прозрачный…» Коль ошалело воззрился на него и хотел спросить, откуда тот знает их жаргон. Но не спросил. Не до того было. Его крутили, просвечивали, прозванивали, как печатную схему. Он начал свирепеть. Тогда Вальтер, один из мучителей, стал в первом приближении знакомить Коля с обстановкой на Земле. Коль слушал затаив дыхание, но остальные, непреклонные, сильно ему мешали.

Отпустили наконец. Одели в роскошный пурпурный халат с золотыми драконами, ушли консультироваться. Вальтер остался. Именно в это время Коль узнал, что демографическая проблема решена путем заселения ряда тел Солнечной системы, приведенных к человеческим условиям путем резки, перекомпоновки, зажигания искусственных солнц и тому подобных сказочных действ. Это Коль, вероятно, отметил, подлетая? Коль подтвердил: отметил, угу, — не уточняя, как обалдел, с трудом узнав Солнечную систему и на несколько часов подлетного времени панически заподозрив, что заблудился в космосе и не туда попал. Проблема продовольствия решена путем синтеза питательных веществ из нафтеновых, а в последнее время на орбиты вокруг населенных миров выводятся вакуум-синтезаторы, которые буквально из ничего куют еду. И все прочее. «Вот уж чего в космосе хватает, — сказал Вальтер, — так это вакуума». Коль опять-таки не стал сию реплику комментировать, но про себя горько подумал, что вот уж это он за семь лет субсветового ползания от звезды к звезде выяснил доподлинно. Вакуум-синтез внес решающий вклад при снятии экологических проблем, а теперь спасает и нефть, которая оказалась позарез нужной для решения некоей проблемы мантийного баланса. О последней Вальтер отказался дать какие-либо сведения. «Не компетентен, — объяснил он, — и лучше уж не говорить ничего, чем ляпнуть дезу». Коль опять вздрогнул: все потомки говорили с ним чуть ли не его языком. «Ляпнуть дезу» было одной из любимых фразок Коля еще со времен службы в ВВС Молдовы, которые, как и все другие с перепугу мелко нашинкованные в конце двадцатого века армии, приказали долго жить через три месяца после того, как Коль получил капитана, и опять все поехало укрупняться: западноевропейские силы, русскоязычные силы, арабские силы — так было легче устанавливать балансы, чтобы затем уже начать пытаться окончательно послать все эти силы к ядреной бабушке. И не быть бы никогда Колю третьим пилотом Первой Звездной, заниматься бы ему до самой пенсии извозом на грузовых или пассажирских авиалиниях, если бы не совпали по времени два события: Коль, естественно оказавшийся в русскоязычных (стоило двадцатью годами раньше огород городить — только жрущих в три горла генералов, министров да председателей наплодили вдесятеро; впрочем, может, именно для этого все и делалось: чтобы свое начальство смогло наконец жрать суверенно, без оглядки на обжор в Москве), лихо отличился со своим экипажем во время отчаянной кислородной бомбардировки Арала, единственный из семнадцати пробившись к очагу перерождения биомассы и так убедительно отковровав его с бреющего, что процесс замер в считанные минуты, после чего герою все пути были открыты, и герой, в течение месяца поимый и всевозможно ублажаемый по всему Приаралью, прочухавшись, двинул в космос — училище в Звездном, стажировка в Хьюстоне, Марс, Церера, Умбриэль… а тут американо-русско-французская шайка высоколобых на «Токомаке» какого-то поколения взяла и открыла по случайке эффект, из которого буквально сам собой через пару лет вылупился мезонный двигатель, легко дававший ноль девять световой, — и человечество не устояло перед звездным соблазном… Господи ты, елки-палки, одно слово знакомое услышал, и что за бесконечное членистолетнее воспоминание сразу поползло из глубин души, и нет ему конца… И ведь каких-то тринадцать лет с этого Арала прошло… каких-то двести тридцать семь лет!..