Письмо живым людям - Страница 38

Он замолчал. Я ждал.

— Абрахамс в тупике.

— Видимо, это не перспективное направление, — сразу сказал я. Будто тяжеленные камни провернул во рту. Как тяжело, как мерзко врать… и кому… Чарышев внимательно посмотрел на меня, в его глазах было какое-то запредельное понимание и запредельная усталость.

— Это самое перспективное направление, — мягко проговорил он. — Я в этом… убежден.

— Вы не специалист.

— Доктор Гюнтер, — проговорил Чарышев. — Соломину проблема по плечу. Мы ведь с вами оба знаем… что это за талант.

Былые обстоятельства вынудили его на время оставить научную деятельность, но они изменились. Семья его прочна и надежна. Как видите, я в курсе и говорю не безответственно. Помогите нам. Он твердит, что все забыл. Мы предлагали ему мнемостимуляторы, но он даже от этого отказался. Он отказывается от всяческого сотрудничества. Я не могу этого понять.

— Это его право.

— Человечество, доктор, — произнес Чарышев.

У меня кружилась голова, я видел Чарышева как бы сквозь туман или залитое водой стекло. С тех пор как Женька разбудил меня, прошло уже восемь часов, и я ни на минуту не сомкнул глаз.

— Что такое — человечество?

Чарышев снял очки, и его глаза стали совсем беззащитными.

— Это — выше всего, — медленно проговорил он. — Это не просто суммы — я, ты, он… Цивилизация, прошедшая миллион адов от пещер до звезд… Кроме этого нет ничего, доктор. Ничего.

Я молчал. Чарышев очнулся, надел очки.

— Понимаете?

— Понимаю, — выговорил я. Что я мог еще сказать?

Он сидел сгорбившись. Над головой его недвижимо летела гипнотически прямая вереница портретов.

— Что делать — ума не приложу, — тяжело сказал он.

…Глубоко внизу текли назад бескрайние бурые равнины, чуть озаренные тлеющим справа туманно-желтым восходом, кое-где украшенные накрененными остовами догнивающих деревьев и — изредка — мерцающими провалами затянутых грязной накипью болот.

5

— Ребята знают? — спросил я, садясь.

Женька пожал плечами.

— Сережка давно выключил радио — знает, что мы бы звонили ему по десять раз на дню. А Вадик не поймет… наверное.

— Жека, — тихо сказала Марина. — Ты действительно ничего не помнишь?

Секунду Женька пытался сдержаться. Честно пытался — я видел, как дергались его острые скулы, выпрыгивая из-под сети морщин и снова утопая в ней.

— Да!!! — завопил он. — Я все забыл! И уже не вспомню!

Марина съежилась от его крика — ей показалось, он обвиняет ее. Мне тоже показалось. Преодолевая головокружение, я подошел к Женьке вплотную, краем сознания понимая, насколько я смешон в этой роли.

— Если ты еще хоть раз повысишь голос… — угрожающе сказал я, не доставая ему даже до плеча.

— Энди, не надо, — устало произнесла Марина. — Он не виноват.

— Виноват… Я подлец, рецидив, все правильно они сказали. Но что я могу поделать! — опять закричал Женька, хватаясь за голову ручищами. — Я не знаю, как делать из вакуума вещество! Не знал и не знаю!

— Спокойнее! — крикнул я.

Марина встала.

— Я не могу больше. Скоро мы начнем кусаться.

— Включи телевизор, — попросил Женька едва слышно.

— Думаешь, там что-то новое? — пожав плечами, спросила она и коснулась контакта. На полстены вымахнул перрон внутри городского магнитолета: опутанные паутиной ярусных дорог глыбы домов вдали, радужное зеркало тротуара, ряд пышных пальм, большая группа людей у эскалатора. Один — в цветастой рубашке и шортах, с грушей транслятора на поясе — держал микрофон у лица молодого, модно одетого парня.

— …И руководство института, — говорил парень, — тоже выступает не в лучшем виде.

— Не о том вы, — произнесла женщина с маленькой девочкой на руках, чуть подавшись к микрофону. Девочка с любопытством озиралась, размахивая громадным белым бантом, сидящим на затылке. — Вечно у нас так: вместо того чтобы дело делать, виноватых ищут.

— Я выключу, — сказала Марина.

— Нет, — сказал Женька. Потом вопросительно покосился на нее: — Пожалуйста.

— Ну неужели вы не понимаете, что свобода — это всего лишь возможность поступать по совести! — возмутился царственный старик, рубя воздух роскошной тростью. — А дайте возможность поступать бессовестно — будет не свобода, а хаос!

— Да кто поступает бессовестно?! — крикнул кто-то из стоящих сзади. Все обернулись, корреспондент проворно поднял микрофон повыше. — Вы умеете поступать бессовестно? Нет? Так почему думаете, что кто-то другой умеет? Почему исходите из того, что кто-то хуже вас?

— Позвольте мне, — проговорил смуглый, усатый человек, стоящий поодаль от корреспондента. Тот с готовностью поднес ему микрофон. Беззвучно подлетел магнитолет, выплеснул толпу.

— Представьтесь, пожалуйста, — попросил корреспондент.

— Хосе Алигьери, инженер завода паутинных конструкций на Спу-18. Здесь в командировке. Понимаете… Оказывается, есть такой парень, который чуть не двадцать лет назад мог решить махом все проблемы. Я когда услышал — волосы зашевелились! Вакуум-синтез! Товарищи, это же все — все! Дешево! Атомарно чисто, без малейших отходов! Только энергию давай — а энергии у нас полно, орбитальные гелиостанции на холостом ходу… И этот парень бросает работу и говорит: не хочу. Да какое право он имеет не хотеть? Гнусно жить, когда знаешь, что такое бывает. Как хотите! Оказывается, где-то далеко ходит человек, которому я, ни разу с ним не встречаясь даже, доверял. А он меня подвел. Какие бы ни были сложные причины…