Борода дергалась в руках. Что-то опять носилось кругом, дотрагивалось невидимыми, мягкими лапками до иссохшего лица. Лапки были холодны и легки, как дуновения сквозняка.
Все шло кругом, вращалось исколотое холодными звездами небо. Он вел громадный корабль. Сима была рядом. Все наконец наладилось. Она читала его мысли, он читал ее улыбку, они понимали друг друга. Только звезды кружились все быстрее, Коль и Сима делали вид, что не замечают, но потом не замечать стало невозможно, слишком было страшно, Сима схватила его за руку, но рука-то уже не та, что прежде, она оторвалась в плече, лопнула, нехотя брызгая стылой кровью, Симу отшвырнуло и стало уволакивать в бездонный болотный туман, сквозь который звезды просвечивали едва-едва.
Он очнулся от боли. Боль была в груди и у локтя. Открыл глаза — темно и тихо, но Коль чувствовал, что в скиту и впрямь кто-то есть, и это наполнило его диким, животным ужасом, от которого волосы встали дыбом.
— Кто здесь?.. — Он все же провернул язык.
— Я, — ответил смутно знакомый голос. — Не бойся.
— Кто?.. Почему темно?
— Свет вреден твоим глазам сейчас. Я Макбет.
Коль обмяк, вздохнул.
— Мальчик, — облегченно прошептал он. — Как ты меня напугал… Ты… — он запнулся, и Макбет терпеливо ждал, пока он окончит мысль, хотя, конечно, давно услышал ее, — один?
— Да.
Коль опять вздохнул.
— Почему больно? — спросил он после паузы.
— Я кучу зелий вогнал в тебя.
Взъярилась душа.
— Кто просил?! — Коль вздыбился, но тут же рухнул обратно, визгливо втягивая воздух от молниеносной усталости. — Кто… тебя… — выговаривая каждое слово с упором, повторил он, — просил? Я так сладко помирал… знал бы — позавидовал…
— Я знаю. Слышал, пока подлетал.
— Как — подлетал?! Шесть метров!!
— У меня оказались способности мощные, так что я теперь доктор… То есть учусь на доктора. Пока беру в среднем километров на двадцать, а близких людей и того больше. И знаешь, когда впервые меня пронзило? — Коль не отвечал, и Макбет сказал сам: — Когда услышал вдруг ваш разговор с Симой. А потом уже поймал тебя, когда ты вяз в болоте…
Коль долго молчал.
— Весь разговор слышал?
— Да.
Очень хотелось спросить, что думала Сима, когда они говорили. Но нельзя такое спрашивать. И вслух не спросил. И, наверное, поэтому Макбет не ответил. И вместо того спросилось само собой:
— А если бы мы с ней… ты бы это тоже?..
Было слышно, как Макбет вздохнул.
— Конечно, — ответил он и, помедлив, отчетливо усмехнулся: — Но что же мне — выбегать на крылечко и орать: «Эй, подальше отойдите!»? Смешной ты, Коль… Ну, разумеется, разумеется, ревновал бы и мучился. Разумеется. Обычное дело.
— Да как же вы живете…
— По-доброму.
— Размазня ты все же…
— Ну, пусть так, — мягко согласился Макбет.
— А она тебя тоже слышала? — вдруг всполошился Коль.
— Нет. Я же говорю: редкий дар прорезался. На размазейной почве. Столько всего слышу — иногда кажется, голова лопнет… Тебя вот сейчас за сто километров ловил — так чуть сам концы не отдал. Надо ж себя довести… Симу из института выгнали, — вдруг сообщил он.
— Ай-ай. Ну и что?
Макбет ответил не сразу:
— Ты здорово сдал… Говоришь так же, как и тогда, но теперь и думаешь так же… Худо. — Раздался звон, будто Макбет перебирал мелкие стекла, и Колю резко ожгло грудь. Он охнул, потом квохчуще рассмеялся.
— Грязно мыслю — плохо, чисто мыслю — опять плохо… Устал я. Что вы ко мне привязались, ребята? Куда мне еще убежать? Опять в космос? Так ведь не пустите, не дадите ракету. Сюда приехал, жил тихо-мирно, нет, явились, поломали все… Покоя не даете, понимаешь?
— Нет, — ответил Макбет, звеня стеклом.
— Как в темноте-то видишь?
— Надо — вижу…
Помолчали. Коль надтреснуто дышал.
— Давай-ка, парень, уходи, — сказал он потом. — Не возвращай меня к суетности бытия.
Макбет старательно просмеялся — сквозь явный ком в горле.
— Еще не все потеряно, раз шутишь. — Он ласково провел ладонью по щеке Коля.
— Не шучу… Где моя борода?
— Убрал.
Помолчали.
— Спать хочешь?
— Нет.
— Это хорошо. Ты у меня через пару дней прыгать будешь.
— Не буду я прыгать, дурик. Умер я. Некуда мне прыгать, незачем.
— Ер-рунда!
— Какая же это ерунда? Думаешь, я из спортивного интереса в болото попер? А потом с ума сходил специально, чтобы вам досадить?
Помолчали.
— За что ее прогнали-то?
— Так… Не до того ей. А если что-то неладное творится в душе — значит, работаешь не в полную силу, и тогда лучше некоторое время не работать вовсе. Бессрочный отпуск для восстановления душевного равновесия.
— Это что ж — я так напугал отроковицу?
— Да при чем здесь напугал… Просто много рисует тебя.
— Ай-люли, — сказал Коль.
— Недавно закончила большую картину — она выставлена на ежегодной экспозиции в Ориуэле.
— И тоже я?
— Тоже ты.
— Хорошая картина?
— Мне понравилась.
— И что там?
— Ты.
— Я понял, я. Что я там делаю?
— Трудно сказать. Живешь. — Макбет помедлил. — Пустое занятие — рассказывать картину. Съезди посмотри.
— Не хватало. На экспозиции этой небось народищу полно.
— Очень много. И у этой картины — в особенности.
— Почему?
— Люди думают о тебе.
— Делать им нечего.
— Дел хватает, но… Съезди.
— Никуда я отсюда не уеду, понял? Помру здесь. Тоже мне, на картинку купить вздумал… Зажег бы ты свет, парень.