Это смотрела и слушала вся Земля. Пройдут минуты — это увидит и услышит Венера; потом Марс; потом колонии в астероидах; потом… потом… Ринальдо погасил монитор.
Тишина снова повисла, как тяжелый пыльный бархат. Ринальдо провел рукой по лицу, а потом положил руки на широкие мягкие подлокотники кресла и прикрыл глаза. Кошмар, думал он. Кошмар. Какой кошмар. Выступление нельзя было отложить — люди ждали его в момент старта; и они с Чанаргваном не смогли даже парой слов обменяться, когда пришла шифрограмма. Чанаргван только медленно сглотнул, глядя в текст, а когда он поднял глаза, они полны были детской, недоуменной обиды. И ошеломленный Ринальдо даже не успел втянуть воздух в легкие, чтобы произнести хотя бы слово; оператор из соседней комнаты — восторженный, гордый от своей роли в этот великий миг — выкрикнул: «Эфир!!», и Чанаргвана развернуло, словно громадный мощный ротор. Но, пока он шел к камерам, он принял решение. Он говорил то, что и собирался говорить. Или он уклонился от решения и всего лишь говорил то, что собирался говорить? Но это тоже было решение.
Растворилась одна из дверей за портьерами.
— Можно? — спросил осторожный молодой голос. Ринальдо обернулся, но так неудачно, что где-то под ложечкой зацепилось нечто, и резкая боль продернулась внутри, заставила принять прежнее положение, натужно выпрямиться в кресле, а затем развернуться вместе с ним.
— Конечно, — произнес Ринальдо, переведя дух. — Я тебя жду.
Вошедший юноша был удивительно похож на молодого Чанаргвана — такой же смуглый, жгучий, широкоплечий, с ослепительным взглядом и колючим прицелом горбатого носа. Сын. Сын Чанаргвана и Айрис. Он явно был иного мира; его живой жар, его загар, даже его шорты выглядели в сумеречном навороте ковров, портьер и кресел словно капля расплавленного золота в преющей теплой трухе.
— Здравствуй, — сказал Дахр.
— Здравствуй, — ответил Ринальдо.
— Отец знает?
— Знает.
— И все-таки говорит?
— И все-таки говорит. Садись, зачем ты так стоишь.
Дахр послушно сел.
— Тебе опять нездоровится? — обеспокоенно спросил он.
— Пустяки.
— Что теперь, Ринальдо?
Ринальдо вздохнул и медленно, с усилием поднялся. Дахр сделал движение помочь, но Ринальдо только пренебрежительно шевельнул ладонью и улыбнулся углом губ. Подошел к стене, нажал кнопки шифра и, подождав секунду, вынул из бара две чашки с соком, прозрачно-желтоватым, кислым и бодрым даже на вид.
— Последние дни мучает жажда, — признался Ринальдо и опять улыбнулся. Ему будто что-то мешало улыбаться, какой-то невидимый шрам, или ожог, или странный паралич, — улыбалась половина рта, а половина не двигалась, стиснутая загадочными тисками.
— Сколько там было? Двести?
— Сто тридцать пять мужчин, — не задумываясь, ответил Ринальдо, — и семьдесят две женщины.
Дахр медленно сглотнул. Как Чанаргван над шифрограммой. Сын. Ринальдо нес чашки — сосредоточенно, очень боясь расплескать, закусив губу от напряжения. Руки его крупно дрожали, и несколько капель все же пролилось. Одну чашку Ринальдо подал Дахру — тот поспешно принял ее, а другую, вцепившись в нее обеими руками, поднес ко рту. Его щеки чуть вздувались, а морщинистое горло проседало при каждом глотке.
— Это произошло мгновенно, — выговорил он потом, отстранив чашку и чуть задыхаясь.
— Пей.
— Не хочу, — ответил Дахр, глядя в пол.
— Тебе не холодно здесь? — заботливо спросил Ринальдо, ставя чашку на стол. Чашка резко стукнула. — Совсем южный прилетел, даже рубахи нет.
— Причины неизвестны?
Ринальдо пожал плечами.
— Взрыв нейтринных запалов при переходе в надпространство. Отчего — один Бог знает.
— Это ведь впервые такое, Ринальдо?
— Да. Первая катастрофа за все годы, что мы знаем надпространство.
— Ужас, — сказал Дахр тихо. — Это просто ужас какой-то.
— Главное — головной корабль, — сказал Ринальдо задумчиво. — Весь запас техники ушел.
— И двести семь человек.
Ринальдо помолчал.
— И двести семь человек, — согласился он.
— Что вы будете делать?
Ринальдо опять пожал узкими плечами.
— Твой отец решит.
— Но он говорит, что все прекрасно.
— Он взял большую ответственность.
— Ринальдо… а ты бы…
— Не знаю, — помедлив, ответил Ринальдо. — Кажется, я хотел его остановить, когда оператор позвал… но не знаю, действительно я не успел или… Знаешь… — Ринальдо пожевал губами. — Я тоже растерялся.
— Ужас…
— Что говорить.
Дверь распахнулась размашисто, вздулись и заплясали портьеры. Тяжелой мощной глыбой влетел Чанаргван. Он сбросил свою роскошную куртку прямо на кресло, смотав ее в какой-то невообразимый комок, а сам шумно упал на нее. Уставился на Ринальдо круглыми глазами. Упрекать его было бессмысленно. Успокаивать его надо было. Он уже все понял сам. Наверное, еще пока говорил, понял сам, что ошибся, подумав, будто солгать — это не решение, а способ выиграть время, чтобы решение это спокойно найти.
— Сам не знаю… — выдавил он и осекся, не ощутив вокруг сострадания. Ринальдо молчал. Молчал Дахр. — Никто не уцелел? — бессмысленно спросил Чанаргван.
— Никто, — ответил Ринальдо.
Потом они долго не решались заговорить. Чанаргван, громадный и сгорбленный, угрюмо глядел в пол.
— Ты успел поужинать, Дахр? — вдруг спросил Ринальдо.
— Д-да… — Дахр отвел глаза от отца, коснулся лба ладонью. — Спасибо. Мы перекусили с ребятами в орнитоптере.