Письмо живым людям - Страница 54

— Чанаргван, — без паузы, тем же тихим голосом произнес Ринальдо, понимая, что говорит глупость, но все же надеясь. — Ты что-то дельное придумал? Или просто не решился сказать… всем?

Чанаргвана вдруг затрясло.

Надежда развеялась.

Ринальдо вздохнул и осторожно распрямил спину.

— Ты сильно сузил нам возможность маневра, — спокойно сказал он. — После твоей триумфальной речи гораздо труднее будет найти предлог, чтобы объяснить, почему завтрашний рейс откладывается на неопределенный срок.

— Я не… — едва шевельнув губами, выговорил Чанаргван. И замолчал.

— А может, немедленно взять общий эфир снова и сказать о катастрофе? — несмело предложил Дахр. Чанаргван горько усмехнулся.

— Боюсь, это единственное, чего мы категорически не имеем права делать, — проговорил Ринальдо. — Руководитель, у которого семь пятниц на неделе, теряет доверие мгновенно. Значит, полчаса назад нам соврали? — Он старался не смотреть на снова сгорбившегося, почти скорчившегося Чанаргвана. — Значит, завтра могут еще раз соврать? Не-ет, это смерть…

— А ты бы решился? — глухо спросил Чанаргван. — Вот так вот… в праздник… Да кто пошел бы завтра на второй корабль после такого?!

— Почему ты думаешь, что второй корабль будет завтра? — с наконец-то прорвавшимся раздражением спросил Ринальдо. — Надо понять…

— Оставь, — устало сказал Чанаргван. — Это же аннигиляция.

— Так вы что, все так и скроете? — потрясенно прошептал Дахр.

— А что теперь делать? — почти жалобно сказал Ринальдо.

Тишина. За стенами ликовала — и наверняка вновь благодушно дискутировала о целесообразности колонизации Терры — счастливая и гордая Земля. Радиоволны ползли к планетам.

— Не знаю, — проговорил Ринальдо. — И в правде, и в неправде, если вдуматься, есть свои плюсы и свои минусы. А какой была первая реакция — уже не могу сообразить.

Чанаргван вдруг расслабился, горестное напряжение покинуло его. Это ощутили и Ринальдо, и Дахр.

— Он тоже соврал бы, — сказал Чанаргван, повернувшись к сыну. — Ты понял? Вот и все. Ничего нельзя было сделать.

Ринальдо только головой покачал, и Чанаргван, уловив его движение, резко повернулся к нему.

— Теперь надо думать, что делать дальше.

— Заново сконцентрировать начальный запас техники и материалов мы сможем недели за две, — проговорил Ринальдо совсем тихо. — За это время как раз надлежит разобраться в причинах катастрофы. Старты мы отложим, сославшись на выявление каких-то незначительных неисправностей… причем не на кораблях, а в старт-зоне. Это, кстати, подготовит тех, кто полетит, к тому, что… их на Терре не встречают. О гибели или исчезновении сегодняшнего они как бы догадаются сами.

Тишина.

— А как ты объяснишь, что вновь идет техника с минимальным персоналом, а не сто тысяч народу, как планировалось на второй рейс? — отрывисто спросил Чанаргван.

— Надо подумать.

— Только идиоты не заподозрят, что с первым рейсом не все в порядке. А когда, прилетев на Терру, они застанут ее и впрямь вполне безлюдной, может, они и начнут работать, но уж экипаж звездолета наверняка вернется с вотумом недоверия. И если в наши-то дни начнется расследование…

— Погоди, Чан, не горячись, — с досадой сказал Ринальдо. — Не напирай. Ты не в рубке. Объяснить всегда можно все. Надо только хорошенько придумать, что именно следует объяснять.

— Все это чушь, — решительно сказал Чанаргван и адмиральским жестом разрезал воздух, как бы выметая своей большой ладонью слова Ринальдо с командного пункта флагмана. — Слюнтяйство. О том, что, делая двухнедельную паузу, мы убиваем почти полтора миллиона людей, которых успели вывезти бы за эти четырнадцать рейсов, ты помнишь?

— Мы считаем на миллиарды, Чан, — мягко сказал Ринальдо. — Не надо маскировать свое стремление спасти лицо под заботу о людях, такое плохо кончается.

— И этот человек имеет наглость всегда упрекать меня в черствости и прагматизме, — пробормотал Чанаргван. Подобного рода реплики он возмущенно выкрикивал; но сейчас сказал едва слышно и как-то виновато обернулся на сына. Взгляд Дахра его добил, и, поняв, что выглядит вконец раздавленным, Чанаргван выкрикнул, распаляя себя: — Я тебе не позволю! Ни одного дня не дам потерять!

Ринальдо покачал головой, и щеки его, обвисшие и мягкие, дрябло заколебались, разевая и вновь захлопывая морщины. Ринальдо знал, что Чан станет возражать. И он как будто даже хотел, чтобы Чан уговорил его отказаться от его плана. Он не верил, что так быстро удастся выяснить причину. Он не верил, что за две недели удастся, не привлекая внимания, собрать и загрузить технику. И чем больше он думал, тем меньше ему хотелось хотя бы даже намекать на возможность неисправностей — потому что это сразу сбило бы даже тот нешибкий энтузиазм, который удалось накачать вокруг идеи массовой колонизации Терры. Получалось, что Чан был прав, когда лгал о триумфе. Получалось, что Ринальдо напрасно — то ли из непонимания, то ли из зависти, то ли из старых счетов — взъелся на Чанаргвана, гениально, в считанные секунды и в одиночку, нашедшего единственно верное решение в страшной ситуации. Это чувство сковывало Ринальдо, не давало настаивать. Он буквально ждал, что в ответ ему Чанаргван наконец выкрикнет: «Что бы я ни сделал, ты всегда усмотришь подлость!» — и хотя это была бы неправда, Ринальдо сам уже готов был подсказать эту реплику, которая разом разбила бы все его доводы.

— Что ты предлагаешь? — спросил Ринальдо.