— Паранойя — плохой советчик, — сказал Ринальдо.
— Но это все объясняет по крайней мере, — неуверенно возразил Астахов.
— Предположение наличия бога, как известно, еще две тысячи лет назад объяснило все и навсегда, — устало парировал Ринальдо. — Неисповедимы пути — и шабаш. Я уж не говорю о том, как удачно объясняет факт восходов и закатов предположение о вращении известного Солнца вокруг известной Земли.
— Демагог, — с ненавистью процедил Чанаргван.
— Кто этим станет заниматься? — немощно выкрикнул Ринальдо.
— Те, кто голосовал против колонизации Терры, — быстро ответил Чанаргван. — У них даже были сторонники в низовых, неинформированных звеньях Совета, если помнишь. Нет, серьезно! — Идея его увлекла. — На всякий случай я провел бы негласное расследование.
— Ты и впрямь не в своем уме.
— Ну хотя бы какой-то маньяк… новый Герострат, — пробормотал Астахов. Он почти молил.
— Штампы, штампы, штампы… Вы что, не охраняли корабли от случайных посещений?
— Охраняли…
— Не проверяли перед стартами?
— Проверяли.
— Но что тогда? — заорал Чанаргван свирепо. — Что?! Ты только возражаешь. Но сам-то понимаешь что-нибудь? Или это и впрямь Господь Бог?
— Все, чего мы не знаем, — это Господь Бог, — сказал Ринальдо.
Замолчали снова. Надолго. Ринальдо обеими руками взял чашку с соком и стал пить медленными, мелкими глотками; чашка тряслась и время от времени больно придавливала нижнюю губу к зубам. Сок был вкусный. Несколько капель выплеснулось на колени.
— Что говорят в Совете? — спросил Астахов. Ринальдо поставил пустую чашку на стол и искоса глянул на Чанаргвана. Чанаргван молчал.
— В Совете не знают, — нехотя произнес Ринальдо.
— Почему не знают?!
Чанаргван не отвечал — темнел, будто скала в ночном тумане.
— Мы пока не информировали Совет, — процедил Ринальдо. — Для Совета, как и для всех, эвакуация проходит успешно, по плану. Мы, — он опять надавил на «мы», безропотно принимая вину на себя, — были уверены, что вчерашняя катастрофа никак не может повториться, и не хотели провоцировать задержку следующих рейсов пустым расследованием, которое стало бы неизбежным, просочись дело в Совет.
— А теперь? — спросил Астахов после паузы. Ринальдо покосился на Чанаргвана. И Астахов покосился. Чанаргван молчал.
— А теперь, — сказал Ринальдо, — откровенно говоря, Валя… я даже не знаю, как построить отчет. Как объяснить, что мы не отчитались вчера. И как объяснить, что мы как ни в чем не бывало угробили сто тысяч сегодня. — Чанаргван отчетливо встрепенулся в сумраке у портьеры, наконец-то решив сказать свое слово, но теперь уже Ринальдо не дал ему и поспешно продолжил фразу, усмехнувшись своей кривой усмешкой: — Разве что ссылкой на диверсию. Но если и есть где-то диверсанты, так это я и Чан.
— Диктатура… — недоверчиво протянул Астахов.
— Да! — вдруг взорвался Чанаргван у стены. — Хоть хунтой назови! Мне нет дела до ярлыков! Мы должны дело делать, поняли? Не болтать, а думать, думать, думать!! — Он замолотил себя кулачищами по голове.
— Покажи нам пример, — попросил Ринальдо тихо.
— Я уже все придумал, — жестко сказал Чанаргван. — Мы столкнулись с невероятным стечением обстоятельств, или с диверсией, или со стихийным бедствием — не знаю. У меня нет времени выяснять это! Но я усилю охрану и буду гнать. — Он выбросил в сторону Ринальдо палец, и воздух кабинета кроваво проколола вспышка рубина на перстне, — в это бедствие корабль за кораблем, пока хоть десять, хоть пять не прорвутся к Терре! Другого выхода нет! Хоть сколько-то спасем!
— Да вы с ума посходили… — потрясенно выдохнул Астахов. — Там же люди…
— Я сына не пожалел!
Напрасно он это сказал. Ринальдо вновь почувствовал, как воздух пропал и остался твердый вакуум. Ринальдо несколько раз заглотнул ртом — наверное, с хрипом и мокрым взвизгом в горле, но сам он, конечно, не слышал ничего. Потом отпустило, и он сразу снова вспомнил, что Земля стала ему совсем чужой. Потому что Дахр не улетел, а погиб.
— Если ты не угомонишься, — с трудом выговорил Ринальдо, — я вызову для тебя врача, а сам выступлю перед планетой. И будь что будет.
Чанаргван испытующе всмотрелся в его лицо и сказал тихо:
— Не выступишь.
— Сейчас почти час ночи, — сказал Ринальдо. — Немедленно поднять капитана сегодняшнего лайнера, пусть вылетит на корабль. Туда. Пусть сейчас же, покуда никого нет, прокатает двигатели и запалы на всех режимах. Максимально осторожно. Несколько раз пусть совершит переход.
— И что потом? — спросил Чанаргван тихо.
— Про потом будем говорить потом, — отрезал Ринальдо, и такая сталь вдруг загремела в его голосе, что Чанаргван смолчал и Астахов опрометью бросился из кабинета.
Все-таки опять я, подумал Ринальдо. Не Чан, не Валя, никто другой.
Оставалось ждать. Три часа, чтобы капитан добрался до лайнера, и еще — пока дойдет сигнал. О взрыве.
Ринальдо не сомневался, что сигнал будет — о взрыве. И поступит он не из рубки лайнера, а с диспетчерской старт-зоны. Ринальдо оглядел чашки, но во всех было пусто, только на донышках желтели крупные янтарные капли.
— Что, налить тебе? — спросил Чанаргван.
— Налей, — согласился Ринальдо.
Он не думал больше ни о чем. Он ждал, и секунды текли. Он ждал, хотя знал, что взрыв — будет.
Будет. Но пока нет рапорта о нем — можно постараться вообразить, что все миновало, паутина разорвалась, разомкнулись клещи обстоятельств…