Письмо живым людям - Страница 69

А теперь он сидел на расстоянии полутора метров, один из неисчислимых и неведомых — нет, не винтиков, а живых полноценных людей, увлеченно и успешно делающих дело, которое мы же сами им поручили, способных и к любви, и к пониманию, и к самопожертвованию; один из тех, кто, будучи ничем не хуже и не лучше Чанаргвана, оказался обманут его стальной, но трусливой гордостью, секундным малодушием его триумфальной речи просто потому, что это по-человечески вполне простительное малодушие было немедленно пропущено через социальные и технические механизмы усиления. Чем-то этот мальчик напоминал Дахра. Капля расплавленного золота — вот чем. Мало сказать, что он имел право знать. Ринальдо с его обостренной способностью к сопереживанию физически ощущал, как в панорамной, объемной, яркой картине мира, окружавшей сознание сидящего напротив него человека, зияет бесцветное пятно искажения, зловещий пролом от сброшенной извне глыбы полунамеренного обмана, — и через этот незамечаемый пролом стремительно и больно испаряются в никуда, на потребу уже сбежавшему обманщику, и способность любить, и способность жертвовать собой, и способность познавать; как полноценный человек превращается в слепой, нуждающийся в непрерывном программировании механизм, которому кто угодно, с какой угодно целью может сказать: иди вправо, дорога там ровнее. Видеть такое унижение было невыносимо.

— Аннигилировали все три, — сказал Ринальдо.

Кровь сошла с лица Мэлора. А потом задрожали пальцы сложенных на коленях рук. Как у Ринальдо.

— Насмерть? — беспомощно спросил он.

— Конечно. — Ринальдо помолчал. — Мужайтесь, Мэлор Юрьевич. Бывают эксперименты и похуже.

— Мы не виноваты… — пробормотал Мэлор. В углах его глаз заискрились слезы. Потом он вдруг подобрался. — Я один виноват. Это была моя серия… моя установка. Больше никто из персонала института к этому не причастен!

— Прекратите. — Ринальдо откинулся на спинку кресла и рассеянно поправил укрывавший ноги плед. — Вас никто не обвиняет.

Мэлор вдруг выпрямился в кресле.

— А почему… не сообщили сразу?

Ринальдо кивнул. Он решил идти до конца. Сказавший «а» должен говорить «б», иначе бессмысленно и жестоко начинать. Жестоко, бесчестно — и по отношению к себе, к собственным усилиям пробиться в правду, и по отношению к тому, кто рядом, к его боли от столкновения с каждой крупицей истины, оправдываемой лишь возвращением к полной информированности, а значит, к полной дееспособности. Хватило бы только сил доползти до «я».

— Видимо, это была ошибка. Мы решили, что первый взрыв — случайность. — Ринальдо не задумываясь опять сказал «мы» и вдруг сообразил, что поступает так же, как этот Мэлор минуту назад; и чувство единства с ним поднялось до головокружительной высоты восторга. — Мы же не хотели терять ни дня, а сообщение о катастрофе надолго прервало бы старты. К сожалению, иногда приходится кривить душой по мелочам, чтобы тебе продолжали верить в главном… вы разве не знаете?

— Мелочам?

— По сравнению с главным — это мелочи. — Ринальдо вплотную подошел к «б» и ощущал упругое, нарастающее с приближением сопротивление очередной преграды; он ходил вокруг да около, накапливая силы, и уже отлично понимал, что после прорыва становится легче лишь на секунды, а потом все повторяется как сначала. Он почти сознательно провоцировал дальнейшие вопросы, каждый из которых раз за разом припирал бы его к стенке и заставлял рассказывать дальше — так было легче.

— А что же главное? — осторожно спросил Мэлор. Мальчик шел напролом, спрашивал не боясь — и Ринальдо был благодарен ему за это. Он сгруппировался, словно перед прыжком, — и опять не смог.

— Переселение, — невнятно сказал он.

— Колонизация Терры?

— Да, колонизация Терры.

— Но что в ней такое? Почему вы вдруг заспешили? Мы уж и то недоумевали с ребятами — даже завершения работ по связи не дождались руководители…

Отступать было некуда больше. У Ринальдо снова задрожали пальцы. Предчувствие ужасных последствий бессмысленной, абсолютно ненужной для дела ломки сложившейся в последние годы информационной структуры мира затопляло его, как ледяная вода затопляет темные подвалы; Ринальдо боялся ненароком вызвать дьявола. Но ведь только дезинформируют с какой-то определенной целью, ради какой-то конкретной задачи. Информируют просто для того, чтобы мир не развалился. Напротив сидел человек, ничем не хуже Ринальдо, равный ему во всем, — и спрашивал. Ринальдо знал, а человек не знал. Это было нечестно.

Ринальдо нахохлился, внимательно глядя на Мэлора.

Хотелось лечь, укрывшись потеплее, и вспоминать Чари. Фу, как нехорошо я себя чувствую, подумал Ринальдо, опять, того и гляди, в обморок… Начальник пооткровенничал с подчиненным и, не выдержав перенапряжения, умер от инфаркта. Анекдот. Какой хороший мальчик. Отчего нельзя просто посидеть с ним и побеседовать спокойно? Я сам всегда, ну пусть не всегда, пусть только в юности, мечтал быть таким. Никому не врать, и не умалчивать, и не давать врать и умалчивать никому. А потом понял… Что я понял? Я просто устал от боли и оттого решил, что что-то понял. От физической боли. От боли, гложущей сердце, когда говоришь не ту правду, которую ждут.

— Солнце в стадии предновой, — проговорил он.

Мэлор окостенел.

— Что? — спросил он после паузы. Ринальдо молчал, отдыхая после головокружительного прыжка. — Что вы сказали?

— Это не колонизация Терры, Мэлор Юрьевич, — мягко пояснил Ринальдо, — это эвакуация Земли. У нас лет пять-шесть осталось.